Глава 3

Сие начертано Матчем на борту «Левиафана», что смирился с новым курсом. Сегодня я наполняю кубок-личину костяным порошком, чтобы высушить чернила моих предков. Все мои мысли и чаяния связаны с моим императором Калусом, некогда повелевавшим Кабал.

«Левиафан» летит сквозь самую пустоту галактики, вокруг ни звезд, ни даже космической пыли. Астрономы говорят, что эту местность опустошил древний катаклизм. Отсутствие духов ощущается давящей головной болью, будто все внутри меня жаждет вырваться наружу.

Мы все теряем надежду, но пока нам все еще есть что терять. Говорят, что псионы лишены чувства юмора, потому что юмор возникает из непредвиденного, а мы знаем все, что грядет. Что ж, мы не смогли предвидеть этот переворот. А значит, за нашу слепоту мы должны быть награждены чувством юмора, и я смогу посмеяться над нашими бедами, над нашей верностью Любопытному Императору, Императору Счастья и Изобилия, потерянному в абсолютной пустоте.

Калус не покидает наблюдательного мостика. Ни ради обедов, ни ради посещения садов и дегустации вин. Он перестал читать и дополнять свой труд «Императива Титаника», не предлагает новые рецепты поварам, не рассказывает нам историй о далеких мирах. Даже не возмущается больше, что Каятль никогда его не слушалась. Все глядит и глядит в пустоту.

Думаю, он ощущает незначимость. Большая часть Вселенной – это ничто, а он – ничто по сравнению с ним. Этот шрам наша галактика получила задолго до его рождения.

Сегодня в саду я нарисовал на земле кубок-личину. Нарисовал пальцем, а не разумом, чтобы никто этого не ощутил. Моя вера была уничтожена задолго до того, как мой народ встретил Кабал. Уничтожена с жестокостью, боль от которой не сможет понять тот, кто не владеет псионикой.

Мои предки умели хранить тайны лучше всех во Вселенной. Я знаю это, потому что они прожили настолько долго, что успели дать жизнь мне. Но я не знаю, как им это удалось, потому что каждый раз, когда я смотрю в лицо другого псиона, я вижу кубок-личину, святую чашу, из которой льются наши сознания.

А вдруг Калус узнает, что я теряю веру в него? Что если я – тот яд, который отравляет его душу?

Хочешь услышать шутку? Нет, я уже знаю, что посмеюсь. Вот вам псионский анекдот.